«Не беспокоить».

Грета подкатила тележку к концу коридора и в сомнении уставилась на табличку, висящую на ручке семнадцатого номера, – номера, где находилось продолжение интимной истории. Надпись означала, что входить нельзя, и неважно, дома в это время постоялец или нет. Любопытство только разгоралось. Она настроилась почитать про эту парочку дальше, а тут такое… Что ж. Обычно женщина уходила гулять с утра и возвращалась только под вечер, – пару раз Грета видела её издалека, мельком, тут же пряча взгляд, чтобы себя не выдать. Значит, велика вероятность, что и сейчас её в комнате нет.

Затаив дыхание, Грета прислушалась.

Снаружи сурово заворчал гром, и горы, подхватив этот гул, заперекликались, заперешёптывались.

Отодвинув табличку двумя пальцами, в сильном волнении Грета вставляет в замочную скважину нужный ключ и как по маслу проворачивает его. Смачно щёлкает язычок. Она оставляет связку висеть в замке, приоткрывает дверь и, обогнув выступ, мешающий лицезреть пространство, шагает внутрь прохладного, затемнённого помещения с плотно зашторенными окнами. Тихо гудит кондей. Женщина спит на кровати, голая, и Грета, увидев её спину, оторопело застывает на месте, не в силах пошевелиться. Шершавая, покрасневшая, будто больная экземой кожа исполосована хаотичными шрамами.

Соня что-то мычит во сне, выпрастывает на сторону руку, и Грета в ужасе закусывает губу. Зачем она зашла? Надо срочно валить, и чем быстрее, тем лучше. Но только она решает тихонько ретироваться, как чёрное покрывало на кровати приходит в движение. От него отделяется огромный и тоже чёрный комок, от которого приподнимается голова с треугольными ушами, и лениво тянутся лапы, вырастая в длину, – да это же кошка, которых в округе немерено! Они бродят повсюду, плодятся пачками, но кто разрешил притащить в номер эту? Да ещё такую жирную!

Затаив дыхание, Грета пятится и аккуратно переносит за порог ногу. В голове роятся оправдания. Да, она вошла без стука, проигнорировав предупреждение… Ну, скажет, что ошиблась, – типа, работает здесь недавно. С кем не бывает? Ну, извинится, если что. Но затупила, конечно, да. Могла бы и догадаться, что в такую погоду никто не пойдёт гулять!

Изогнувшись, она отклячивает зад и стискивает брякнувшую связку ключей ледяными пальцами. Нужно только аккуратно затворить дверь, и всё. Делов-то.

Женщина мычит – видать, замёрзла под кондеем, – а кошка вытягивает заднюю лапу пистолетом и принимается исступлённо лизать между пальцами, растопыренными в пятерню, но внезапно прекращает и, подобравшись, оборачивается на Грету… Вместо усатой морды на неё смотрит… Что? ЧТО? Безволосая, темнющая, африканская рожа!

Пухлые губки, точно покрытые шоколадной глазурью, растягиваются в зловещей улыбке, и на фоне этого чёрного, как рубероид, лица ослепительно сверкают заострённые зубы и белки выпученных от возмущения глаз.

Этого быть не может! Грета оторопело пялится на чудовище, и тут оно слащаво заявляет:

– Дамочка! А не хорошо читать чужие дневники, вообще-то… – и деловито поднимает лысую бровь, из которой торчат вибриссы.

Грета нервно сглатывает, а чёрная бестия, сделав многозначительную паузу, с чувством добавляет:

– И я не жЫрная, наминутчку… На себя посмотри, овца!

Оцепеневшая Грета в ужасе открывает рот, силясь заорать, но звук застревает в горле. Странный зверь текуче сползает с кровати на пол и, мягко переступая с лапы на лапу, подходит, гипнотизируя её взглядом прищуренных изумрудно-зелёных глаз. Шерсть на хребте стоит ирокезом, хвост пушится, – что визуально делает и без того огромную зверюгу гигантской, – а на личике отображается мерзкая гримаса, полная презрения и закипающей злости.

Судорожно сглотнув, Грета впопыхах дёргает дверь на себя, но по ошибке не за ручку, а за связку ключей, с хрустом выдёргивая её из замка.

Зверюга стремглав прыгает ей в лицо.

Дикий крик разносится по коридору. Грета, отшвырнув чудовище, врезается в тележку, – бутылькѝ и аэрозоли грудой сыплются за борт, – и, оттолкнувшись от противоположной стены, кривыми зигзагами устремляется прочь. На крыльце она врезается в тётушку, – от чего связка ключей взлетает, взрывается звонким фейерверком и грохается на ступеньки, – огибает её и, подвывая, выскакивает во двор.

– Грета! – восклицает тётка, схватившись одной рукой за сердце, а другой – за перила.

Та с треском впечатывается в забор, так что с белесых листьев плюща осыпается пыль, и, выломав калитку, большими скачками уносится прочь по улице.

Соня просыпается от грохота.

Где-то вдали слышится топот и истерическое: «Помоги-и-ите!», на крыльце тревожно причитают. Может, пожар? Она нехотя сползает с кровати, подходит к окну, дёргает занавеску: небо по-прежнему затянуто тучами, во дворе ни огня, ни дыма. Подносит к глазам руку, стиснутую в кулак. Очень медленно раскрывает ладонь. Меж пальцами зажат отменный клок длинных, чернявых волос, явно выдранных у кого-то, – Соня таращится на них и на секунду прикладывает к своим каштаново-красным прядям. Цвет чужой. И волнистость. И толщина.

– Вот так да… – шёпотом произносит она. Шмыгает носом.

Затем на цыпочках бежит в душевую, по пути больно стукнувшись ногой об угол кровати и ойкнув. Брезгливо трясёт руками, суёт их под кран и, скривившись, намыливает гостиничным мыльцем – дважды. Смывает и мылит, мылит и смывает.

В дверь тихонько стучат.

Соня закрывает воду, торопливо оборачивается банным полотенцем – наподобие мини-платья, – трёт об себя ладони и отзывается:

– Да-да!

В комнату заглядывает приземистая полная женщина, которая её заселяла.

– Простите, – она кивает на табличку, криво висящую на двери, и обеспокоенно спрашивает: – У Вас всё хорошо?

Тележка с рассыпанным содержимым валяется рядом.

– Да, – растерянно кивает Соня. – Что-то случилось?

– Нет-нет, ничего. Отдыхайте, – женщина скрывается за дверью, плотно затворяя её.

В коридоре слышится сдавленная ругань, которая перемежается фразочками: «Дал бог племяху», «совсем ей мозги отбил» и «вся в мать». Соня плюхается на кровать и долго смотрит на ключ от номера, лежащий на тумбочке; растирает захолодевшее плечо.

Тихо продолжает гудеть кондей, и где-то в отдалении сурово ворчат небеса.

Глава 18

Beware the unloved (Jim Carrey)35.

– Леди! – мужчина зовёт из спальни.

Соня тут как тут: подсвеченные солнцем пушистые волосы сияют медью, точёная фигурка словно высечена из мрамора, на лице сияет улыбка, – красавица, да и только.

Мужчина держит в руке кожаную полоску, нежно дегустируя её внутреннюю мохристость подушечками пальцев, и при ближайшем рассмотрении становится ясно, что это чокер – с застёжкой и металлическим колечком, приделанным спереди, – предмет, означающий принадлежность, причастие.

– Это мне? – спрашивает удивлённо Соня.

– А тут есть кто-то ещё? – иронично язвит мужчина.

Они встречаются глазами. Провалившись в омут зрачков, Соня, словно под гипнозом, забирает в пучок копну волос, и мужчина застёгивает ошейник на её тонкой шее. Выравнивает колечком вперёд. Удовлетворённо улыбается, одновременно сдерживаясь, – так, как умеет он один, харизматично.

Солнце рисует на полу прямоугольные пятна. Скоро оно начнёт заваливаться за горизонт, и пустая стена окрасится жёлтым, потом – червонно-красным, и в вечерних сумерках одно за другим начнут зажигаться окна в высотке напротив. Потеребив новый чокер, Соня отходит в угол спальни.

– Что, леди? Боитесь, что скажут люди? – с холодным любопытством спрашивает мужчина, вплотную приближаясь к ней.

– Я хочу шторы, – тихо говорит она.

– А, так это страх прилюдного обнажения? – теперь он улыбается, не сдерживаясь, но это выходит зловеще, нехорошо.

Предчувствуя что-то страшное, она опускается на колени. Он долго смотрит на неё сверху вниз, затем крепко берётся за кольцо чокера и задумчиво говорит:

– Что ж… Го на улицу.

Солнце, проглоченное чёрной тучей, будто занавешивают плотной тканью.

Мужчина дёргает Соню за кольцо, понукая встать, и та цепляется за его сильную, будто окаменевшую руку.

– Поцелуй… меня, – она поднимается, тянется к его губам, пахнущим карамельной нугой.

– Говорить, что мне делать – не лучший способ взаимодействия, леди, – отвечает он сухо.

«Это было хуже пощёчины, словно бы за такие ошибки в детстве и отбирают сливочное мороженое, посыпанное шоколадными крошками. «Не говори мужчине, что ему делать», – правило номер один, детка. Хотя кому же понравится услышать такое, даже если этот человек – женщина. «Девочка, перестань строить из себя человека», – правило номер два. Мужчина быстрее решит проблему, считая